Стояли в тундре две старые яранги.
Жили в них бедные семьи, пищи было мало у них, оленей было мало. В одной яранге заплакал ребенок и попросил есть. Мать взяла ребенка, вышла из яранги и пошла к яме, где хранилась сушеная рыба. Дала мальчику юколу. Тутзалаяласобака. Женщина оглянулась и увидела двух чертей. Испугалась она, схватила ребенка, прибежала в ярангу, закрылась и закричала:
– Келэ подходит к яранге!
– Чего ты испугалась? – сказала ее бабушка,
Келэ стояли возле яранги и смеялись.
Женщина с ребенком легла спать, а старуха взяла бубен и всю ночь била в него, отгоняя злых.
Ночью черт открыл шатер и зашел в холодную часть яранги. Собака рвалась с привязи и лаяла, а бубен гремел, как гром.
Подкрался черт, хотел взять нож, а собака еще сильнее залаяла. И келэ стал облизываться. Черт видит, что нож взять нельзя, тогда он потянулся за спичками; только потянулся, как собака чуть не откусила ему руку. Пошел злой к очагу, хотел поесть чего-нибудь. Тут старуха положила бубен, схватила ачульхен – ночной горшок – и плеснула на него... Черт отряхнулся, как собака, и выбежал из яранги. В тундре послышался детский крик. Кто-то поехал мимо стойбища. Вышли люди из яранги и видят: черти кочуют, идут два каравана рядом, в нарты впряжены олени, росомахи, зайцы и чайки. Дети плачут в крытых возках. Старшие показывают на ярангу друг другу. «Тише, тише, – говорят им старухи, – а то люди нас забросают ночными горшками, у нас сломаются нарты, и олени разбегутся».
Долго шли караваны мимо яранги, и огненные языки видны были среди ночи.
А утром снег был гладок, даже от нарт не видно следов. На другой день яранги откочевали в сопки, и больше не видели чертей. |
