Жил мальчик по имени Хилы с бабушкой в дремучем лесу на берегу таежной речушки. От родителей им осталась в наследство только одна бревенчатая избушка. В дневное время в ратхаре (место для костра) постоянно горел костер, который заполнял жилище едким дымом, и у них постоянно слезились глаза. В закопченном доме было темно и неуютно. Зимой в узкое окно вставляли тонкую плитку из речного льда, который еле пропускал след, а летом жили при открытом окне и во время комарья затягивали его оленьей шкурой. И мальчик большую часть времени проводил на улице: играл с собачкой, катался с крутого берега реки на нарточке.
Проходили дни. Хилы необычно быстро рос и набирался сил. Он смастерил себе лук и стрелы и начал ходить на охоту. В ближайшем лесу ловил куропаток, а в многочисленных озерах добывал уток.
- Ты, внучек, вверх по течению реки не ходи. Старайся вниз ходить, там и промыслы побогаче, и безопасней, - ласково предупредила однажды бабушка. – Я скоро состарюсь, ты будешь мне помогать, найду тебе невесту, а я буду дома сидеть и нянчить твоих детей.
Но слова бабушки возымели обратное действие. Задумал внук на запретные места сходить и тайны бабушки разгадать. Приготовил вдоволь еды для бабушки, дров в достатке нарубил и, не предупредив бабушку, отправился вдоль берега к верховью речки.
Долго ли, коротко ли шел – к большому жилищу из отборных лиственниц пришел. Вокруг дома валялись человеческие кости. Здесь жил Менг – лесной людоед. Хилы хотел было повернуть обратно, но, переборов страх, зашел в дом, поздоровался.
- Здравствуй, внучек. Долго я тебя ждала, - сказала жена Менга. – Совсем стара стала. Некому воды натаскать, дров наколоть. Вот ты и будешь помощником, а теперь я спрячу тебя.
Под вечер с охоты пришел одноголовый косматый Менг.
- Человеческим духом вроде пахнет, - прохрипел людоед.- Кто же это по своей воле к нам пришел? Давай его сюда, давно не отведывал человеческого мяса. Да и проголодался.
- Ты же видишь, что я стара стала, - перебила его жена. – Мне помощник нужен. Хоть ты и съешь мальчика – но разве им насытишься?
Менг согласился с мнением жены.
Утром, досыта наевшись, одноголовый Менг просит свою жену, чтобы отпустила мальчика на охоту. Жена разрешила. Взяв мальчика, одноголовый Менг направился в тайгу. Долго ли коротко ли шли и двухголового Менга встретили.
- Куда это вы вдвоем направились? – спросил двухголовый Менг.
- На промысел белки и соболя пошли, - ответил одноголовый.
- Возьмите меня с собой – втроем пойдем.
Шли, шли и наткнулись на трехголового Менга. И дальше вчетвером путь продолжали. Забрались в самую глубь тайги и там остановились. Густых кедровых лап настелили на снегу, большой костер разожгли, еду приготовили, поели и спать легли.
Утром Менги отправились на охоту. Хилы остался на стоянке, чтобы еду готовить и огонь поддерживать. Только ушли Менги, костер начал потухать.
«Наверное, кто-то из Менгов волшебством обладает», - предположил мальчик. Что только не делал Хилы с костром – ничего не помогало. Время к вечеру стало клониться.
«Скоро Менги придут, а у меня даже воды нет», - подумал он.
Вдруг Хилы услышал шум в редких ветвях лиственницы. Взглянул он на верхушку дерева и увидел там соболя. Натянул свой лук, выстрелил, и соболь упал к его ногам. Оглянулся Хилы, а костер сам разгорелся, снег в большом котле растаял.
«Значит, соболь волшебный», - подумал мальчик.
В это время откуда-то появился одноголовый Менг, снял с костра котел с водой и, выпив, сказал:
- Утолил я жажду, воды мне хватило. Ты с каждым днем все сильнее становишься. Сейчас ты чуть-чуть слабее взрослого человека.
Вскоре подошли двухголовый и трехголовый Менги. Вокруг пояса они в два-три ряда соболиными шкурами обвешаны.
Хилы сварил ужин. В четыре деревянные плошки поровну еду разложил.
- Кто последний закончит есть, - твердо предупредил трехголовый, - того мы и съедим.
Начали кушать. Пока Менги рассказывали друг другу охотничьи истории и приключения, Хилы незаметно разбросал куски по плошкам Менгов и сказал: «Моя чашка пуста».
Так продолжалось еще два дня подряд, а на четвертый собрались Менги домой.
Вытащил Хилы тут три соболиные шкуры из-за пазухи и положил их в общую кучу.
- Ох, внучек, ты совсем сильным стал, даже соболей сам добыл, и с удивлением и испугом сказал трехголовый. – Я думаю, что ты сейчас сможешь одолеть и взрослого человека.
Раскидали всю добычу поровну, надели лыжи, обитые лосиным камусом, и тронулись в обратный путь.
Дошли до того места, где трехголового встретили, остановились.
- Я здесь останусь, - сказал трехголовый. – Пусть в подарок возьмет мою долю Хилы.
Дальше по пути так же сделали двухголовый и одноголовый. Взвалили всю ношу на Хилы. С каждым шагом тяжелела ноша, вот и лыжи стали прилипать к снегу. Ноги Хилы уже не смог поднять.
Вспомнил он тут присказку бабушки:
Если жалкую просьбу мою
Сможешь услышать, Казым Най –
Священная кошка народа ханты, -
То повернись ко мне.
Навостри на меня глаза, пылающие огнём.
И пусть моя ноша
Станет легче хвоинки,
Станет легче оленьей шерстинки.
Только он это мысленно произнес, как, словно по мановению волшебной палочки, к нему вернулись силы. Три раза ноша тяжелела, и три раза бабушкина присказка выручала. Наконец он добрался до своей избушки, залез вначале на крышу и заглянул через дымоход вовнутрь. В костре остался только один тлеющий уголек. Хилы набрал в горсть снега, бросил вниз и потушил последний огонек.
- Кто же это мне последнюю надежду потушил? Это же мой милый внучек был. Пока уголек горел, я знала, что он жив…
И горько-горько заплакала она. Внук вошел в дом, вывел бабушку, уже совсем состарившуюся, на улицу, посадил ее на колени, произнес при этом такие слова:
- Волшебный дух соболя, волшебный дух Казым-Най, помоги мне, осчастливь мою бабушку.
И в тот же миг бабушка превратилась в красивую женщину.
Тут внучек сказал ей:
- Ты меня не пускала в верховье речки отправиться. Я вот сходил и сколько богатств принес. Меня Менги одарили так, что еле-еле подаренное добро донес.
- Я же тебе не рассказывала, - ответила бабушка, - что твои родители от Менгов погибли. Поэтому я тебя и не пускала. И тебя бы та же участь постигла, если бы ты не оказался сильнее их.
Хилы с помолодевшей бабушкой стал дальше жить и добра наживать. А Менги забыли после этого дорогу к людям.
| 
